«Ну все, Ин, дома нету»
Небольшая часть беженцев остается. Остальные быстро собираются и уходят. Между пустыми рядами раскладушек бегает крошечная годовалая девочка и худой кот с голубой шерстью. Кот шесть дней оставался в квартире, пока его хозяева были в бомбоубежище, не ел.
Полная женщина с длинными распущенными волосами стоит почти в самом центре гулкого, огромного спортзала. Она говорит громко, и эхо делает ее голос мощнее.
— Я никуда не поеду! Мы будем хлопцев ждать! Пока наши мужья не приедут, я отсюда никуда не пойду!
Женщину зовут Инна. Она здесь с маленьким сыном. Ему три года.
Малыш спит на раскладушке, раскинув ручки. У него красные щеки — температура.
Инна рассказывает, что зашла вместе с мужем в автобус. Но потом военные сказали, что женщины и дети едут отдельно, и мужа посадили в другой автобус.
— Если наших мужей завтра не привезут, — говорит она, — ой, поверьте, я тут такой кипиш подниму. Выгонят, квартиру сниму, буду жить там и ждать мужа. У меня ребенок не спал сутки, сейчас он спит наконец-то, он не ел, он не купаный, мы только из подвала вылезли, я сама впервые за 20 дней покупалась. Как я ребенка сейчас кину в поезд голодного, грязного? Вы не представляете, какое это мучение, когда дети орут на весь автобус. У нас нервы сдают уже.
У Инны погибли в Мариуполе бабушка с дедушкой. Она ничего не знает о своих родителях, не может с ними связаться с начала марта.
— У нашей семьи было три хаты, — говорит она, — ни одной не осталось. Я приехала сюда в бабушкиной кофте. Вот как с подвала вылезла.
Мне с миномета прямо в мою крышу попали. У меня хата в хлам. Мы когда бежали с бомбоубежища к автобусам, я видела бабушкин дом, бабушкины окна — все там наизнанку вывернуто, все дома черные, горели. И самое… Я же не смогу даже похоронить никого. Я всегда любила Россию. Я в Петербурге жила… Вчера вечером мы приехали на границу и там стояли ночь, потом утром приехали сюда.
Человек в синем заходит в спортзал и снова начинает говорить. Его слова отражаются от стен и рикошетом летают по залу: «Вы можете поехать в нормальные условия сейчас, на поезде! Если вы останетесь здесь, вы будете предоставлены сами себе. Я вас могу оставить, но не отправить дальше».
— Левый берег от меня далеко, город не маленький, — продолжает Инна. — Мы привыкли к бахам далеким таким. И с каждым днем это все нарастало. Мы забаррикадировали среднюю комнату. Окна позаклеивали, позакрывали фанерой, с ребенком на полу в ванной прятались. Слышишь самолет — с ребенком на землю, а он в истерике, когда его кладешь и давишь, чтобы лежал, и он начинал задыхаться на нервной почве. Потом — раз! — и выключили свет, интернет, не стало воды. И в конце отключили газ. У нас печка в доме. Начали печку топить. Нужно было все время быть в ванной или коридоре, потому что, допустим, первая стена пробьется снарядом, а вторая задержит осколки.
Нам начало очень сильно прилетать, дом весь дрожал, ребенок вздрагивал все время. Я боялась за него. Муж говорит: «Пойдем в бомбоубежище». Я говорю: «Ой, прекращай, я дом не брошу, ну что за бред!» Он: «Нет, идем!» Поволок, и все. В одно бомбоубежище нас не приняли, сказали, все занято. Пришли в другое. Муж хотел нас в бомбоубежище оставить, а сам быть дома. Но ему сказали, что нужны мужчины воду носить, и он остался с нами. Домой только бегал собачку кормить с кошечкой. Через два дня приходит и говорит: «Ну все, Ин, дома нету. Воронка четыре метра. И соседского дома нет».
Прилетало и над нашим бомбоубежищем — дрожало даже под землей. Сыпался потолок на нас. Терпели это все. На костре ребята готовили. Муж у меня бессмертный пони — «Грады» летают, а он за водой бежит, их контузило уже сто раз, а хлопцы все за водой бегают. Они бегали, потому что нам надо было есть на чем-то готовить — жены ж сидят с детьми маленькими. Потом уже осколок прилетел и в костер, в котором они готовили есть. Потом сначала украинские военные пришли, не вылазьте, говорят. Ладно, хрен с вами, не вылазим. Потом русские военные пришли, сидите, говорят, сегодня, может, эвакуируем. Потом утром сказали, что можно уехать на автобусах — зеленый коридор.
Я вышла в город с ребенком на руках, с вещами. Я такого еще не видела. Ни одного живого дома, трупы валяются. Я человек такой, меня ничем не напугать. Трупы. Ну что ж. Люди умирают. Но когда проходила мимо бабушкиного дома и увидела ее вывороченную квартиру… Я поняла, что она и дедушка погибли, девятиэтажка в хлам. Черная — с девятого этажа по первый. А вот теперь мы здесь. В Таганроге. И мы будем жить. Мы выживем. Я вам говорю. С голоду не померли, жрали, конечно, что попало, но выжили. Только вот дети в сыром помещении сидели и переболели все. Но живы. И будем жить. И хата у меня будет. И муж мой вернется. И ребенка выращу.
Инна подхватывает сына на руки. Отбрасывает с лица длинные волосы.
— Ну что, малой, пойдем купаться!
С той стороны постучали
Устоявшаяся и несменяемая две тысячи лет позиция в медицине отразилась на многих европейских странах в их неоднозначных методах спасения от холеры. Во всем происходящем абсурде особо отличились французы: в Париже решили победить холеру танцами .
Холерные маскарады не останавливались, даже если кто-то умирал в процессе: человека уносили из зала специально подготовленные люди, и танцы смерти продолжались на испачканных испражнениями больных и умирающих полах .
Однако точно ли умер человек — был вопрос спорный. Холера воплотила в реальность страх многих оказаться погребенным заживо: из-за большого количества умирающих в день человека, предельно обезвоженного, без дыхания и сердцебиения после тяжелейших судорог, отправляли сразу на кладбище. Если повезло, то очнувшегося человека слышали и успевали откопать, но сколько погибло заживо погребенными, мы никогда не узнаем , .
Сложность диагностирования смерти привела к двум событиям: был изобретен стетоскоп и гробы со специальной сигнализацией (рис. 4). «Безопасные гробы» были снабжены колокольчиками и трубкой для дыхания, так что в случае пробуждения человек мог подать сигнал сторожу, который вытащил бы его наружу
Устройство было привилегией богатых, которые могли позволить себе такую предосторожность. Однако подобная трата была вполне оправдана: по историческим записям только с одного французского кладбища за 1832 год было спасено 35 человек
Рисунок 4. Схема гроба с колокольчиком.
И холера действительно не делила мир на бедных и богатых — болели все. Хотя иногда случалось, что элита общества страдала больше: в Америке успешные жители городов, которые не употребляли ничего крепче коктейлей, оказывались более подверженными заболеванию холерой, чем простые английские колониальные офицеры, пьющие чистый джин. Несмотря на свою опасность, холерный вибрион легко погибает от кипячения, кислоты и алкоголя крепче 15 градусов , .
В 1846–1860 гг. уже в период третьей холерной эпидемии в России смертность значительно упала благодаря распространению культуры чаепития (рис. 5): кипяченая вода и обильное питье уменьшили число погибших в 8 раз. Солдатам в период холерных эпидемий специально выдавался чай, хотя по довольствию он не полагался , .
Рисунок 5. Борьба с холерой с помощью крестов и горячего чая в Санкт-Петербурге во время эпидемии холеры в России. 3 октября 1908 г.
В Америке пытались тоже ввести чайные традиции, но, на удивление, это не дало результатов. Объяснение этого явления заключалось в особенности питья чая американцами — почти всегда только с молоком, а нечистые на руку торговцы его обычно разбавляли сырой водой. Непонимание того, как все же распространяется болезнь, все еще значительно тормозило развитие профилактики заболевания .
Все не так просто
К сожалению, то, что холерный вибрион распространяется с водой и фекалиями, отрицалось научным сообществом долгие годы, как и игнорировалось открытие причины заболевания — бактерий.
В первый раз холерный вибрион был найден в 1854 году Филиппом Пачини, но царившая в медицине теория миазмов не дала ему возможность поделиться своим исследованием — его открытие проигнорировали . Та самая миазматическая теория была предложена еще Гиппократом в четвертом веке до нашей эры, и ее влияние на медицинское сообщество продержалось почти до конца XIX века. Миазмы в этой парадигме — это ядовитый пар или туман, появившийся в результате разложения органики и вызывающий всевозможные заболевания. Таким образом, инфекция, по данной теории, не могла передаваться от человеку к человеку, а была результатом загрязненного воздуха .
Спустя 30 лет в 1883 году ученый Роберт Кох переоткрыл холерный вибрион, но его результатам не поверил на тот момент чрезвычайно авторитетный врач Макс фон Петтенкофер, следовавший принципам теории миазмов. Он провел свой опыт-опровержение, выпив вместе с коллегами воду с этими бактериями, и по необъяснимым причинам никто из них не заболел .
С сопротивлением общества столкнулся и выдающийся английский врач Джон Сноу, много лет споривший с медицинским сообществом о причинах заражения холерой в Лондоне (рис. 6). В 1850-е британскую столицу сложно было назвать приятным местом: сгнившие остатки туш, грязные сточные воды, химикаты и другие отходы производств — все оказывалось в реке Темзе, воды которой местные жители использовали для бытовых нужд. Такой подход привел к Великому Зловонию в 1858 году и позволял болезни успешно распространяться по всему городу. Доводы Джона Сноу о связи воды и холеры заглушались статусом более авторитетных докторов и главенством в медицине теории миазмов. Для доказательства своей правоты ему пришлось провести целое детективное расследование, чтобы отследить, где именно заболевшие брали воду и из какой питьевой колонки. Он кропотливо создавал целую карту распространения холеры в городе, опрашивал заболевших и собирал статистику летальных исходов. Каким бы ни был тяжелым и продолжительным процесс поиска доказательств, настойчивый доктор смог убедить в свя́зи зараженных холерой с питьевыми источниками как политиков, так и своих коллег. Джон Сноу не остановил холеру, но он смог положить начало реформе сточных канав. Однако и этот исход событий вполне можно назвать успешным для спасения Лондона от холеры .
Рисунок 6. Сатирическая иллюстрация загрязненной реки Темзы Джорджа Крукшенка, 1832 год.
В 1892 году российский ученый еврейского происхождения Владимир Аронович Хавкин изобрел первую вакцину от холеры. Оказавшись в Париже в институте Пастера в 1889 году, будучи отчисленным из Новороссийского университета за участие в революционной деятельности, Хавкин почти в одиночку начал работать над вакциной. Первым успехом стали иммунизированные морские свинки — Хавкин привил их ослабленными холерными вибрионами, после повторил эксперимент на кроликах и голубях. Чтобы убедиться в эффективности своей вакцины и для людей, Хавкин в первую очередь проверил ее на себе, не предупредив никого о своей задумке. После его поддержали некоторые коллеги, став добровольцами в испытаниях. В этот момент в Европе количество холерных больных росло с каждым днем, но власти побоялись использовать открытие Хавкина. Последующие отказы со стороны властей, включая Россию, были связаны не только с политическими взглядами ученого в прошлом, но и с его происхождением. Единственной страной, разрешившей использовать вакцину, оказалась Британская империя. Она предложила отправиться ученому в свою колонию — в Индию. Его командировка вдали от дома продлилась более 20 лет, и, хоть впоследствии оказалось, что вакцина дает иммунитет всего лишь на несколько месяцев, этого было достаточно для спасения множества жизней . Несмотря на достижения Хавкина, в России его называли «самый неизвестный человек» , когда как в Индии ученого помнят как махатму — «великая душа Хавкин» .
Таким образом, к началу 20-х годов XX века холера начала отступать из-за профилактики посредством вакцинации, перестроенных канализаций и измененного отношения к питьевой воде. В больницах стали применять физиологические и солевые растворы, действие которых отрицалось долгое время. Они помогали восстановить водно-солевой баланс у пациентов и значительно увеличивали их шансы на выживание. Холера теперь была проблемой только в том случае, если не были приняты вовремя карантинные меры или же у государства не оказывалось средств на вакцинацию и организацию доступа к чистой питьевой воде .
Что говорят украинские власти
Днем 9 марта 2022 года Мариупольский городской совет сообщил, что российская авиация «целенаправленно разбомбила детскую больницу в Мариуполе». Сообщение сопровождалось несколькими видео, на которых видны разрушенные здания и уничтоженные автомобили (один из них продолжает гореть). Также в роликах появляются люди — в основном на заднем плане. Закадровый голос на одном из видео говорит, что перед зрителями «3-я больница Мариуполя, роддом».
Автор другого произносит: «Артобстрел… Роддом». В этом ролике сначала несут кого-то на носилках, затем навстречу оператору двое мужчин ведут беременную женщину. На заднем плане — два десятка человек, выходящих из трехэтажного здания.
Вскоре в официальном телеграм-канале президента Украины Владимира Зеленского появилось видео, снятое внутри здания (вероятно, тем же сотрудником полиции либо спасательной службы, который сделал второе видео, упомянутое выше). На записи слышны переговоры по рации — о том, кто чем занят сейчас и кто что должен делать дальше; видны разрушенные помещения, битое стекло, отлетевшая штукатурка, кровати, матрасы, столы. Медицинское оборудование в кадр почти не попало, пострадавшие люди тоже. За кадром слышен голос снимавшего: «Авиация сработала по роддому. Вот вам и россияне».
Вечером того же дня сначала снова в телеграме, а потом и в крупных западных СМИ появилась серия фотографий, сделанных на месте событий известным украинским фотожурналистом Евгением Малолеткой для The Associated Press (одно из самых крупных и уважаемых информационных агентств в мире).
Фотографии Евгения Малолетки, который провел несколько дней в осажденном российскими войсками Мариуполе, опубликовала и «Медуза». Редакция уверена в достоверности этой съемки.
Снимки Малолетки утром 10 марта «проанализировал» анонимный телеграм-канал «Сигнал» (сейчас у него больше 493 тысяч подписчиков, он поддерживает российскую «спецоперацию»). Именно после этого «опровержение украинского фейка» было распространено по инфраструктуре провластных блогов и телеграм-каналов.
Город начинает по новой
«Мы котят продаём! Прямоухий — 700 рублей, лопоухий — 1,5 тыс.», — две девочки лет десяти зазывают покупателей. Перед ними в пластиковой переноске сидят два белых котёнка.
Девочки вместе с мамой пришли на городской рынок, который образовался на месте разбитых ларьков и магазинчиков. Люди раскладывают немногочисленный товар на пластмассовых столах или просто на тротуарах. Торгуют всем: от сигарет и бытовой химии до азовских креветок и домашних пирожков. Тут же за 20 гривен в час мужчина предлагает зарядить телефоны от генератора. Сейчас в городе принимают и рубли, и гривны.
«Скажи, а бумажка в 500 рублей вообще ходит в ДНР и России? — интересуется продавщица у покупателя, который приехал сюда из Донецка. — А то я велосипед свой продала за 4 тыс. мужику, потом уже увидела, что в купюрах есть одна — 500 руб. Не могу вспомнить, такая вообще в ходу или уже нет».
«Надеюсь, у нас не уберут сразу гривны, постепенно будем переходить на рубли. А то их пока мало совсем, почти все гривнами платят», — продолжает беспокоиться женщина.
Многие жители жалуются, что в феврале не успели снять деньги с банковских карт: тогда в городе выстраивались огромные очереди к банкоматам. Теперь снять сбережения с карт украинских банков в городе невозможно.
Среди продавцов есть те, кто уже успел съездить из Мариуполя в ближайшие мирные посёлки или Донецк, закупил там товар и теперь продаёт его здесь с наценкой.
- Разбитая военная техника пока остаётся лежать на улицах города.
- RT
«Сейчас люди ставят цены какие захотят. Но я думаю, что так недолго будет. Когда в магазины начнут завозить продукты по нормальным ценам, будет конкуренция и частники тоже снизят цены», — рассказывает Марина, которая 20 лет работала на рынке в Мариуполе. Во время военных действий женщина смогла добежать до своей точки на рынке и забрать домой два мешка со своим товаром — домашние тапочки.
«А когда пришла за последним мешком, там уже были товарищи мародёры. Я им говорю: «Отдайте». Они мне: «Иди отсюда, а то мы тебе втащим». Ну я им назло высыпала эти тапки из мешка на землю и пошла домой», — улыбается Марина. Теперь на новом рынке она торгует тапочками, которые успела унести домой.
Её соседка, которая продаёт детскую одежду и бейсболки, готова отдавать товар дёшево. Говорит, что хочет продать его как можно скорее и уехать к родственникам, которые живут за Донецком.
Из-за отсутствия связи жители города информационно отрезаны от остального мира. На рынке и в пунктах выдачи гуманитарной помощи жители пытаются узнать друг у друга, что происходит за пределами Мариуполя. Больше всего людей беспокоит вопрос, как скоро они смогут вернуться к нормальной, мирной жизни.
«Слухи ходят, что Украина не согласна с тем, что Мариуполь теперь под ДНР. Якобы из Львова снова армия пойдёт, чтобы отбить город, — говорит жительница Елена, докуривая сигарету. Она нервничает, потому что два месяца не может связаться с братом из Левобережного района города. А ещё дома у неё лежит 75-летняя мама, которая не ходит из-за инсульта. — Сколько можно, неужели снова это всё повторится? Дайте пожить спокойно. Хоть какие-то дома в городе уцелели, что же, теперь совсем сровнять с землёй нас хотят?»
«Да это всё слухи, — уверенно отвечает мужчина рядом с ней, выбирая на прилавке батон посвежее. — Нет у них армии, чтобы город отбить. Сейчас будем осваиваться в новом городе. Донецк, говорят, быстро вернулся к жизни в 2014-м».
Фонтаны
Женщина в сером свитере, которая искала сына, тоже отказывается уезжать. Говорит, что будет ждать сына с женой и внуком.
— Да, сын приедет, я ему по жопе надаю, — говорит ее муж. — «Грады» летают, а он бегал нам воду привозил. Я ему говорю: «Ты куда лезешь! Еще раз придешь — по жопе дам!» А он прибегал, проверял, как мы там, в нашем подвале. Вода, оказывается, на вес золота. Мы узнали ценность воды. Дождь шел, и мы дождевую воду собирали. Лопаткой из лужи воду черпали в емкости. Грязь оседала — и вода чистая становилась.
Женщину зовут Галина.
— В подвале нас было человек триста, — рассказывает она, — спали все, прижавшись друг к другу. Вот тут у нас теперь две раскладушки. Вот, если бы ложиться как в подвале, на них бы человека четыре улеглось, а не только мы двое.
У нас одному мужчине осколок в ногу попал — разорвало, сквозная рана. Положили в подвале. Среди нас была детский врач. Жгута не было, она веревкой перевязала. Пришли россияне, дали жгут. Но врач сказала, что зашить не сможет. Очень темно в подвале. У нас же только свечи и керосиновая лампа. Мы попросили российских солдат, чтоб его перевезли. Врач сказала, что до утра он не доживет. Россияне его забрали. Приехали на БТР. Наши хлопцы вынесли его, и россияне повезли его на БТРе в больницу.
Когда мы вышли в зеленый коридор, кругом был пепел. Я говорю: «Снег это, что ли?» А муж: «Пепел это». И здесь сегодня в Таганроге снег шел. А я сначала подумала как-то, что это пепел. Когда нас вели по зеленому коридору через разрушенный город, я говорила одному солдату из ДНР: «Ты не видел, какой у нас красивый город. Фонтаны для детей, детские площадки, в центре города каток. И фонтаны с цветными струйками. И арка из воды, тоже цветная. Дети под ней бегали. Так красиво». Он говорит: «Знаю. Я у вас отмечал на левом берегу новый год». Говорит: «Я когда сейчас зашел с войском, я заплакал».
Фото Наталии Нехлебовой
Первая попытка захвата мира
Первая эпидемия началась в 1817 году в Индии и практически не вышла за ее пределы. Британская Ост-Индская компания в срочном порядке объявила карантин и смогла отсрочить катастрофу на время: был введен запрет на перемещения кораблей из этой области и остановлено паломничество в Мекку .
Полной изоляции достичь было практически невозможно отчасти из-за бессимптомного протекания заболевания у некоторых людей, хотя они продолжали оставаться носителями холеры .
Первая волна Россию почти не задела, хотя в 1817 году холерный корабль прибыл в Астрахань. Местные врачи смогли не только не дать распространиться болезни по России, но и выходили большинство заболевших моряков. Правда, не понимая механизма распространения, врачи на всякий случай запретили продажу арбузов, но на общую картину это не повлияло .
Пережитая более-менее успешно первая волна 1817–1824 гг. не означала, что люди поняли, как лечить холеру. Наоборот, во время второй пандемии, разразившейся в 1826–1837 гг., смертность возросла почти в 2 раза в связи с используемыми методами лечения , о спорности которых мы поговорим дальше.
Разобрать завалы, накормить людей
Пасха стала первым праздником, который мариупольцы могут отметить не в подвалах и без страха попасть под обстрелы. 21 апреля город официально перешёл под контроль российских войск и сил ДНР. Одна из первоочередных задач сейчас — разобрать завалы разрушенных зданий в городе.
В пятиэтажном доме №98 по улице Митрополитской в Центральном районе сотрудники коммунальных служб с помощью крана поднимают плиты рухнувшего подъезда. В середину здания прилетел снаряд — люди, которые прятались в подвале и в квартирах в этой части дома, погибли.
«Те, кто прятались в подвалах в первом и третьем подъездах, смогли вылезти. Вот теперь не знаю, будут этот дом сносить или восстановят. Но в любом случае сначала будут доставать тела», — рассказывает пенсионерка Тамара из соседнего дома, вышедшая погулять во двор с собакой.
Её муж умер четыре дня назад в своей квартире — не от ран и взрывов, а от инсульта. Тамара обратилась в государственное учреждение ритуальных услуг, потом в частную компанию с просьбой похоронить мужа, но за ним никто не приехал.
- После окончания боевых действий жители Мариуполя хоронили своих близких во дворах и на газонах улиц.
- RT
Строительный кран подцепляет очередной обломок плиты на месте обвала, и из-под неё неожиданно выскакивает кошка — грязная, худая, но живая. Затем рабочие скидывают ещё одну плиту и начинают зажимать носы: от завала распространяется трупный запах. Снова погибшие.
В разборе завалов участвуют и местные жители, которые записались в волонтёры. Так, добровольцы помогают извлекать тела погибших при взрыве Драматического театра. За четыре дня работ спасатели МЧС ДНР и волонтёры смогли извлечь тела 11 погибших.
Мариупольцы, которые остались в городе на время обстрелов, теперь живут сообща — небольшими общинами в домах, которые уцелели. Во дворах люди сооружают навесы и обустраивают кухни, чтобы вместе готовить еду сразу на несколько семей. Запах костров чувствуется в Мариуполе повсюду.
Жители одного из домов переделали беседку во дворе в крытую кухню-столовую и даже обустроили здесь зону отдыха: вынесли диван и стол. Женщина, сидя у костра, следит за тем, как в кастрюлях на костре варятся морковь и картошка. Над «плитой» на крючках висят несколько поварёшек и прихватки. Напротив беседки под навесом молодой парень и две девушки играют в шахматы в ожидании обеда. Рядом, опираясь коленом на лавочку, мужчина пилит большие ветки деревьев, чтобы у людей были дрова.
«Наш двор уцелел чудом: к нам прилетел снаряд, но в дом не попало», — рассказывает Татьяна. В десяти метрах от подъезда — огромная воронка диаметром около пяти метров. На её дне — мусорный бак.
Татьяна и её соседи получают необходимые для жизни вещи в ближайшем пункте выдачи гуманитарной помощи. Раз в месяц каждый житель города по паспорту может получить коробку с едой и пакет с необходимой бытовой химией.
К её девятиэтажному дому подъезжает экскаватор и начинает сгребать огромную кучу мусора, которая скопилась на обочине дороги. Сегодня первый за два месяца день, когда мусор рядом с их домом убирают. По словам Татьяны, только в последнюю неделю она наконец «снова почувствовала себя человеком», потому что больше ей не нужно постоянно прятаться в подвале.
«Те, кто эвакуировался из Мариуполя и у кого уцелели квартиры, потихоньку начинают возвращаться обратно, — рассказывает женщина. — Очень хотелось бы, чтобы в городе было больше правоохранителей, чтобы они следили за порядком. Люди разные бывают, очень страшно, что могут ограбить или ещё что похуже. Чем больше власти, тем лучше для города, а иначе получается, что каждый сам за себя».
Напротив дома, в котором живёт Татьяна, находится двухэтажное здание трудовой биржи. Со следующей недели здесь будет располагаться новая мэрия города: над входом уже установлены флаги России и ДНР. Как выяснили местные жители, сюда можно будет приходить, чтобы в том числе подать заявление на получение пенсии, которую будут выплачивать власти ДНР.
Увеличение масштабов
В 1829 году в Европе все еще царил культ Гиппократа и его гипотезы баланса четырех жидкостей в организме человека: крови, лимфы, черной и желтой желчи. По мнению врачей, в течение холеры (которая и переводится дословно с греческого «истечение желчи») из человека выходит излишек желтой желчи, что только на пользу больному .
Вместо того чтобы предоставить заболевшему доступ к чистой воде, больному давали рвотное (чтобы вся желчь вышла наверняка) и проводили кровопускание
В некоторых больницах сверх этого бедным больным прописывали ртутные соли как лекарство, так что если человек имел неосторожность выжить после столь интенсивного лечения, то накопленная ртуть в почках не позволяла его назвать здоровым
На этом фоне иронично успешными оказываются гомеопатические больницы, которые давали разведенные в невероятных дозах с водой (просто воду, другими словами) лекарства и обматывали своих пациентов мокрыми полотенцами. Выживаемость холерных больных у гомеопатов была в 5–8 раз выше, чем в классических медицинских учреждениях . Но медицинское сообщество не поверило их результатам (рис. 3), так как тогда точно установить, холеру ли лечили гомеопаты или дизентерию, можно было только по предсмертным судорогам . Так что получилась история, как с ведьмами: девушка выплыла — ведьма, утонула — к сожалению, мы ошиблись. Пациент умер — холера, плохо его лечили, а если выжил — так это и не холера была, а что-то попроще.
Рисунок 3. Группа врачей выставляет напоказ манекена с головой скелета, изображающего холеру: люди с криком бегут от него, 1832 г. Художник — Генри Хит.